Темнота... Гнетущая темнота... И боль, только боль не физическая (просто Сид уже не замечал болезненных синяков и ссадин, оставшихся от встречи с братом), боль душевная, сильная боль, настолько, что казалось как будто грудную клетку сдавили тяжёлые клеммы. Сид снова потерпел предательство, и ни кого-нибудь, а родного ему человека, хоть он и видел его впервые в своей жизни. Да, проследив за жизнью Сида можно было сказать, что он мог предугадать очередную встречу с пропавшим родственником, но Сидни не хотел думать о плохом исходе ситуации, в нём до сих пор говорила его сказочность и безответное доверие, но это жизнь...это взрослые, жестокие игры.
Сид до сих пор не пришёл в себя после всего случившегося. Он пребывал где-то далеко. И правильно делал. Лучше было не знать, куда, а главное, с какой целью его привели в это помещение. Точнее было бы выразиться, заманили. Но к сожалению Моретти уже давно знал, зачем он тут, братец сразу же "открыл ему все карты", теперь парень знал, что он уже не принадлежит себе, теперь им будут руководить и владеть умелые руки знающих людей, как выразился брат. Другим словом он будет всего лишь жалкой марионеткой в этом театре кукловодов.
Брат не слишком с ним церемонился, позвонив кому-то, он проинформировал Сида, что он договорился и отдаёт его в надёжные руки, и сейчас этот человек хочет оценить парня, вернее не сейчас, а сейчас же. Бросив Сида на пол у стены, брат удалился прочь по тёмному коридору. Правда, дорога в комнату была более приятной, если это вообще можно считать приятным. Хрупкое тело паренька повалилось на пол, задев головой стену. На некоторое время Моретти отключился.
Сколько еще он пребывал без сознания, парень на смог определить. Пробуждение же было довольно болезненным. С трудом открыв глаза, он попытался осмотреться по сторонам, всё вокруг расплывалось. Потерев вскочившую шишку на темечке, Сид поморщился от незначительной боли.
Попытавшись приподняться на руках, он уперся на локти. Первая попытка оказалась неудачной. Он без сил рухнула на пол. Бессилие после ушиба головы было характерно для маниакального синдрома, к счастью других симптомов пока что не наблюдалось.
-Соберись, Сидни!.. Не из таких передряг выпутывался! - будто второй Моретти заговорил у парня в голове.
Собрав остатки воли и сил в кулак, он повторил попытку. На этот раз ему удалось даже сесть. Правда, пришлось опереться на стену, чтобы удержаться. Сил катастрофически не хватало, да еще голова гудела так, будто он несколько раз ударилась обо что-то твердое.
Протерев глаза рукой, он поднялся на ноги, всё ещё опираясь на стенку. Пройдя несколько шагов, он встал напротив двери, на которую указывал ему брат. Постояв ещё несколько минут, Моретти глубоко вдохнул и, повернув ручку, зашёл внутрь. Вот и началась новая глава его сумасшедшей, но такой трагической жизни, открывая эту дверь, он открывал новую страницу в книге жизни, делая каждое движение, он писал новую строку, так что с лёгкостью его можно было назвать творцом (писателем) своей судьбы.
Зайдя так, что Сида даже не заметили, было не трудно, ещё с детдома у него пошла привычка подкрадываться, ведь без этого умения ты просто будешь узником этого казённого дома. К обозрению парню сразу предстала довольно странная картина: голая девушка, лежащая на полу, по которой струилась змея, а нелепый человек в респираторе пытался что-то изобразить на её изящном теле. Если посмотреть чуть левее, взору представала иная картина: заметно пьяный шатен пытался что-то доказать девушка, с которой игры были плохи, как показалось Сиду с первого взгляда. Шоу закончилось, поэтому сильно хлопнув дверью, Моретти тут же привлёк внимание всех "участников шоу Жизнь", находящихся в комнате. Дыхание спёрло от волнения, а может быть и от страха, который Сид старался не показывать. Часто дыша, его зрачки бегали от одного человека к другому, не зная на ком остановиться. Моретти стоял будто вкопанный, он ощущал себя бездарным актёром, которого вот-вот забросают помидорами, недовольные зрители. На Лице у парня можно было прочитать множество эмоций, но в первую очередь недоумение, он даже представить себе не мог, что будет происходить с ним далее.